Опубликовано yuriy в Пт, 02/09/2016 - 22:50
Вынося эти мысли на мир, я предельно ясно понимал, что публикацией данной обрету более недоброжелателей, чем единомышленников, но поступить по-другому не мог. Да и не хотел. Пронзительное желание рассказать, поделиться со всеми ищущими, неравнодушными приобретенным духовным опытом, тем, к чему пришел путем долгих и долгих поисков, сомнений, разочарований, бьет во мне неудержимым ключом, который не заткнуть, не отвести невозможно. Подобное чувство, наверное, испытывает вахтенный на марселе, первым из всей команды заметивший, проступающую сквозь завесу предрассветного тумана, узкую полоску долгожданной земли…
Не поиски и размышления, однако, поставили решающую точку, а, пожалуй, некий толчок извне, природу которого я не берусь назвать, а если и назову, то лишь предполагаемо – духовным прозрением, осознанием - вдруг, с необыкновенной четкостью и выпуклостью – всего того, о чем знал и раньше, но осмыслил только сейчас.
Все мы дети Божии, создания одного Творца. Все – братья и сестры, потомки одних прародителей первочеловеков: арабы, китайцы, чукчи, негры, европейцы, пигмеи. Все устроены по единому «образу и подобию», все имеем ноги, чтобы ходить, руки, чтобы творить, голову, чтобы мыслить, сердце, чтобы чувствовать.
Ни один из нас ничем не лучше и не хуже другого в глазах Творца.
Бог, заповедавший нам, что все мы – братья, все - дети одной праматери и одного праотца (и, вместе с тем, дети Его, по духу своему, по присутствию в каждом из нас крохотной немеркнущей частичке горнего света), Бог, заповедавший нам любовь друг к другу как к «самому себе», мог ли этот Бог, говоря одно, думать или иметь в виду другое? Мог ли выразиться иносказательно, сказав «возлюби ближнего», но подразумевая «убей дальнего»? Мог ли Всевидящий и Всеблагой, имя, которому Любовь, сына Своего единственного предавший на заклание во спасение рода человеческого, одобрить и оправдать возводимые нами тюрьмы, кордоны, концлагеря и душегубки?
Разве люди, считающие (или хотя бы именующие) друг друга «братьями», могут отгораживаться брат от брата границами? разве должны идти брат на брата войной, порабощая, и угнетая друг друга, под предлогом различия вер или государственного устройства? разве имеют морально право обогащаться за счет, себе подобного, наживая миллионы и бросая, как кость, жалкие гроши…?
* * *
Как-то, год или два назад, будучи с женой в (уже отсоединившемся) Крыму, мы отважились на достаточно продолжительный переход через горы. Для меня, привыкшего к подобным вылазкам, маршрут был не из самых легких, жене же и вовсе пришлось туго. Не пройдя и половины пути, она серьезно натерла ногу, и мы вынуждены были свернуть с тропы, спустившись вниз, к морю.
Было уже далеко за полдень, когда мы, наконец, выбрались на проезжую дорогу и пошли по ней, отчаянно голосуя пролетающим мимо машинам. Солнце палило немилосердно, в горле пересохло (воды мы не взяли, намереваясь набрать её в источнике, по дороге), перед глазами начинали плыть радужные круги. Молча шли мы вдоль нескончаемой, раскаленной полосы асфальта, словно в никуда; чем дальше, тем все более вяло поднимая и опуская руки. Шли больше часа. Мимо проносились машины с разными номерами – российскими, украинскими, белорусскими, с георгиевскими ленточками и без, с надписями «Нас не догонят!» и «На Берлин!», но….ни одна из них так и не остановилась.
Притормозили рядом (когда уже хотелось рычать и плакать от отчаянья и злости)…татары; два молодых смуглолицых паренька вызвались подбросить нас куда нужно. Им было по пути и цену они озвучили самую, что ни наесть символичную.
(Как оказалось впоследствии, покрытое на колесах расстояние вышло гораздо большим, чем пройденное нами от моря). Мы заплатили вдвое запрошенного, по приезду, чуть ли не бегством спасаясь от нежданных спасителей, пытающихся всучить нам сдачу…
Именно тогда я впервые задумался; задумался над тем, по какому критерию должны мерять мы человека? По критерию расовому, языковому, социальному, религиозному?
И понял – нет. По критерию ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ!
У прекрасного русского писателя Лескова есть замечательный рассказ « На краю света» о том, как два проводника – чукчи (один язычник, другой – обращенный в христианство) отправились в путь с двумя же миссионерами, как их застигла буря, и чукча обращенный бежал, бросив своего патрона на произвол, другой же – дикарь, язычник – убежал, но потом…вернулся. И спас вверившего в его руки свою жизнь белого человека.
Напрашивается простой и логичный вопрос: куда же попадут оба чукчи после смерти?
Поможет ли, облегчит ли участь чукчи-христианина его принадлежность к религии распятого Бога? Или, все-таки, распятый Бог, придя снова на землю, станет судить его (как и всех нас) ни по «принадлежности», а по «содержанию», как судил в древнеегипетских верованиях на суде своем Осирис, бросая на одну чашу весов перо, а на другую сердце умершего?
* * *
Мы называем себя детьми Христовыми.
И благословляем на войну, именуя это защитой отечества.
Мы называем себя детьми Христовыми.
И призираем иноверца, считая это патриотизмом.
Мы называем себя детьми Христовыми.
И отгораживаемся друг от друга заборами границ и решетками особняков, оправдывая это территориальной целостностью и неприкосновенностью личного имущества.
Мы называем себя детьми Христовыми.
И садим в тюрьмы инакомыслящих, обвиняя в ереси, сепаратизме, анархизме, попытке свержения существующего строя и. т. п.
Мы называем себя детьми Христовыми.
И отбираем все до последнего у малоимущего, ссылаясь на систему налогообложений и коммунальных платежей.
И украинцы кричат: виновата Россия!
И россияне кричат: виновата Америка!
И евреи кричат: виноват весь мир!
И христиане заявляют: с нами Бог!
И возражают мусульмане: нет, с нами!
И улыбаются индуисты: куда-то вам!
И каждый считает себя лучшим. И свой путь единственно верным. И свою религию единственно правильной.
Но, постойте! Разве человек рождается на свет русским или китайцем, мусульманином или буддистом? Разве не приходит он в мир, с одним лишь отличием пола и голой рефлективностью, способностью ощущать тепло и холод, голод и сытость, умиротворение и боль? Разве не является он чистым листом, на котором можно писать любую повесть, в том числе самую прекрасную!
Но мы, вновь и вновь, карябаем на девственной белизне все то, о чем едва понимаем сами, а если и понимаем, то лицемерим, выворачиваем суть наизнанку, говоря одно, а делая другое.
Говорим: нужно любить друг друга - а сами друг друга ненавидим.
Говорим: грешно ругаться, пить, драться, употреблять наркотики, мучить животных -
а сами делаем и первое, и второе, и…
И ребенок, видя все это, учится лицемерить и лгать. Ведь, если все это делают взрослые, значит так и надо, значит, мир этот так устроен и имеет свои – да, подчас нелогичные и странные – но неизменные законы. И разве могут быть неправильными эти законы, если по ним жили наши деды, прадеды, отцы…?
И ширится, растет заблуждение, и не понимание, и не желание и – как следствие – не способность понимать. И отгораживаемся заборами, и за этими заборами молимся своим собственным богам, имя которым: Алчность, Зависть, Равнодушие.
Сегодня, в стране моей идет война.
Война – кто бы там чего не говорил – гражданская.
И тщетны все попытки разделить воюющих на «правых» и «виноватых».
Да, у каждого своя мотивация: идея «русского мира» у одних, «європейской краiни» у других, деньги – у третьих.
И мне, всегда считавшему (ментально, религиозно, этимологически) россиян, украинцев, белорусов тремя ветвями одного единого Русского древа, мотивация первых близка более всего. Но, вот, вспоминаю проносящиеся мимо «георгиевские» ленточки и становится горько как-то…и грустно.
И спрашиваю себя: а будут ли в моем будущем мире эти два татарских паренька?
Нет…? Тогда я не хочу такого «мира»!
Найдется ли, в будущем мире моем, место русскому украинцу Бузине и украинскому русскому Мозговому, чеху Корчаку и индусу Ганди, азербайджанцу Вургуну и французу Экзюпери, персу Хайяму и американке Саманте Смит?
Если нет, я – не хочу такого мира!
* * *
Великий христианский подвижник Августин сказал когда-то замечательные слова: «слава Богу, что наши перегородки не достают до неба».
Все так. Именно наши, не Божьи!
Бог создал людей равными. И судить (глупое, неправильное, уродливое слово «суд») человечество Он будет не по законам, царящим меж их перегородок, а по законам их поступков и дел.
Мы можем говорить на любом языке, на любом языке называя Бога Христом, Аллахом или Иеговой, считать себя «богоизбранней» всех остальных, но, что бы мы ни говорили, чтобы не провозглашали с трибун и амвонов, чтобы не писали тысячами и тысячами томов, каждый из нас испытываем будет и узнан по плодам сердца своего.
И тогда, когда настанет час, и «возопиют камни», и взыграют трубы небесного Иерусалима, тогда не будет уже человеку иного оправдания, нежели жар сердечный и иного прибежища, нежели дом души его.
Тогда уже никакие перегородки – никакие заборы, решетки, комнаты потаенные - не спасут нас от Всевидящего ока, воздающего каждому по заслугам его: утешение - плачущим, блаженство - миротворцам, обретение - ищущим, тьму - где «мрак и скрежет зубовный» - всем «разделяющим и властвующим»: и убивающим, и обкрадывающим, и лгущим, и предающим, и корыстолюбцам и – паче всего – равнодушным.
И тогда скажет последним Господь: «отойдите от меня, ибо не знаю Я вас!»
Остановись же, человек, задумайся!
Если не назовешь ты встречного братом своим, если не протянешь ему руку свою, назовет ли тебя, в день пришествия своего, по имени Господь?
Вместо послесловия:
Никакой мир, ни «русский», ни «европейский» не принесет нам желанного освобождения, ибо в каждом из них – априори - сохраняется неизбежно разделение на богатых и бедных. И искать выхода (только лишь!) в национальном самоопределении все равно, что смазывать вазелином ярмо, чтобы оно не так натирало шею.
Мы можем тысячу и тысячу раз разделяться и отделяться, начав с СССР и закончив городами - государствами, подобными греческим полисам; суть от этого – не изменится.
Можем называть территорию свою, каким угодно сакральным именем, хоть Новороссией, хоть Авалоном, хоть градом Китежем результат останется тот же; ибо тот, кто имел все, будет и иметь все, кто же не имел ничего…ни с чем и останется. Это же касается разделению по принципам языковым и религиозным. Нет такого языка, на каком не говорили бы негодяи, и нет таких богов коих, к выгоде своей, они бы не исповедовали.
«Царство Божие – внутри вас есмь» - речет Иисус. Наше счастье, наше успокоение, наш мир внутренний (а из него и внешний) – в нас самих. В нас самих и наш Авалон и наш Китеж - град только скрыты они, до поры, водой и туманом.
Прислушайся! Слышишь, далекий звон колокола? Он – звонит по тебе и по мне.
Не умалившись, не ставши «аки дети» мы, никакими средствами - никакими режимами или формами правления – не сможем изменить этот мир.
Яблоко, пожираемое изнутри червем, загнивает и падает наземь.
И тогда уже никакими стараниями не приклеить его обратно к ветке.
