Литературные судьбы

	Автор: Saveliy 0
Чем чаще Вы делитесь стихами в соцсетях и блогах, тем больше Вас читают!

http://www.school-essays.info/literaturnye-sudby-sovremennyx-pisatelej/

Заслуживают особого внимания поиски нашими современниками «своего» жанра. Прозаики конца XX века не только синтезируют жанры массовой литературы, используют, перерабатывают и пародируют клише современных детективов, фантастики, мелодрамы, но вырабатывают свои жанры. По справедливому замечанию А. П. Чудакова, роль жанра в литературной эволюции является «решающей только в массовой литературе и в работе литераторов третьего ряда».

Михаил Веллер относится к тому типу современного писателя, который умело балансирует между элитарной и массовой литературой, его активно публикуют и издательства, специализирующиеся на массовой литературе, и издательства (такие как «Вагриус»), которые стремятся отразить жизнь современного литературного процесса. У М. Веллера есть любопытное ироническое эссе «Масс и культ»: «Ясно: у каждого жанра свои художественные законы, и что хорошо в одном — плохо в другом. И надо или признать древнюю градацию на низкие и высокие жанры, или мерить каждый по его законам. Забыли, не хотят знать: писать просто и интересно — труднее, чем сложно и занудно. Не то беда, если книгу все читают, а то беда, ежели читают дрянь. ...Наличие в книге всех примет масс-культа еще не определяет ее к нему принадлежность. Определяет — бездарность, пошлость».

Генрих Сапгир заявляет свой роман «Сингапур» как «ро-ман-версию>, в котором герои силой своего творческого воображения оказываются в разных временах и странах, проживают разные жизни. Владимир Ерохин пишет роман-хронику «Вожделенное отечество». В начале книги обозначена типичная для современного романа черта: «Если быть искренним и бесстрашным, тогда получится хороший автопортрет». Это не роман в привычном понимании жанра. Здесь нет связного сюжета, нет развития событий, нет линии, соединяющей всех героев. Главный сюжет — сюжет личности, ее импульсивное, динамичное воплощение. В какой-то мере автор использует структуру исторического романа. Это история нашего времени. Судьба героя (НН) — во многом типична. Он сын влиятельного коммуниста в областном городе, пользуется привилегиями номенклатурной касты, летом отдыхает в Артеке, обучен с детства музыке, начитан, целеустремлен. Автор рассказывает о непростом пути обретения себя и веры. Случай приводит героя в Пушкино, под покров Александра Меня.

Роман Алексея Слаповского «День денег» написан в жанре плутовского романа. Все последние рассказы и повести А. Слаповского снабжены заголовком, отсылающим к «памяти жанров» массовой культуры: воровской романс («Братья»), рок-баллада («Кумир»), блатной романс («Крюк»), цикл «Общедоступный песенник» и др. Это тоже способ «отстраняющей» игры, новый для русской литературы опыт создания текста по теоретическим «лекалам». Ориентация на жанровые архетипы приводит к модификации и смысловому обогащению текста за счет «памяти жанра». Слаповский выдерживает структуру классического плутовского романа, в котором дается подробный комментарий к главам. Однако именно это комментирование открывает широкую возможность пародии и игры. Например: «Глава первая, являющаяся начальной. Случилось это, сами понимаете, в городе Саратове, поскольку ни в каком другом месте случиться не могло, даже если б захотело» . В последующих главах мы знакомимся с главными героями: Змей — безработный; Парфен — работник пресс-центра при губернском аппарате, при этом нигилист по отношению к власти; Свиницкий (Свин) — писатель, причем в биографии Свина явно наблюдаются переклички с биографией автора: «выучился в Москве в Литературном институте на прозаика, но в столице не прижился, вернулся в родной Саратов, преподавал в университете, служил в Приволжском книжном издательстве, а потом, в рыночные времена, нашел твердый заработок: сочинял для крупных издательств детективные, любовные, фантастические и другие потребные издателям романы, которые выпускались под чужими именами, подчас весьма популярными на книжном рынке массовой литературы.

Для души же, для вечности Свиницкий пишет настоящие романы, художественные, но пока безуспешно: издательства коммерческие видят в них переизбыток художественности». Неожиданная находка друзьями больших денег становится своеобразной лакмусовой бумажкой для каждого из них и всех вместе.

Мих. Задорнов в предисловии к повести своего давнего близкого друга, актера и певца Владимира Качана «Роковая Маруся» высказал очень любопытную мысль: «Я предполагал, что уже пришло время появиться в России „новой-новой" литературе, чтобы кого-нибудь прорвало. Ведь даже среди „новых" русских стали появляться „новые-новые" русские, без цепей, перстней, тупо стриженных затылков, знающих, что Сара Бернар — актриса, а не порода собак. Конечно, есть и в наше время писатели, которые не идут на поводу у замочной скважины и нижней половины туловища. Но многие из них невыносимо скучны. Потому что, как правило, пишут только о себе любимых...». Скорее всего все-таки театральная повесть В. Качана, посвященная «великому и ничтожному племени — артистам», не станет этой «новой-новой» литературой, потому что она традиционна, в самом лучшем для русской классической традиции значении этого слова. Эта повесть о любви и актерстве, о богемной среде и о интригах молодых любящих людей написана так по-русски, с такой любовью к своим героям, что читатель, открыв первую страницу повести, закроет ее только на последней. Судьба актрисы Маши Кодомцевой типична и индивидуальна одновременно. Повесть В. Качана — пример качественной современной беллетристики, не претендующей на роль философа, пророка, учителя.

«Кирпичиками», из которых строится роман «Дар слова» Эргали Гера, становятся стереотипы «киношного сознания»: нереальная, «киношная» Анжела, дочь бывшей продавщицы винной секции, ставшей богатейшей бизнес-вумен, живет кинематографом и его сюжетами, жизнь свою она тоже пытается построить по сюжетам любимых фильмов,

Но после краха своей мечты и своей любви находит один выход — то же бегство от реальности, только уже с помощью Интернета. Кинематографичность, проявляемая на разных уровнях организации текста, — тоже характерная черта современной литературы. Так, писатель Марк Харитонов считает: «Киношная версия жизни именно в силу своей документальной, фотографической правдоподобности может подменять жизнь реальную. Уже существует киношная война и киношная революция, киношные преступники и герои, киношные деревни и стройки, киношная любовь, киношная эстетика и идеология. В массовом сознании эта подмена едва ли не полная».

Жанровое многообразие современного романа создает естественное для рубежа веков ощущение поисков, своеобразной «пробы пера», качелей, которые раскачиваются от клише масскульта до высокоинтеллектуальных эстетических экспериментов. Н. Иванова справедливо наметила тенденцию, по которой идут современные писатели, в том числе и постмодернисты: «Обретение поэтики постреализма происходит через новую (очередную) актуализацию периферийных (промежуточных, по определению Л. Гинзбург) жанров: дневника, письма к другу по поколению, краеведческого исследования, путешествия. В тексте, как правило, сочетаются реальные и вымышленные персонажи, вымышленные события накладываются на реальный антураж (и наоборот); узнаваемый автор-повествователь скрывается под легкой маской. Сегодня, на мой взгляд, когда сюжетность ушла в массолит, самая продуктивная прививка этому жанру — эссе. В новой эссеистической форме могут существовать роман-эссе, роман-исследование, роман-дневник. Я знаю, что многие мучаются в поисках определения жанра своей большой прозы. Я вообще считаю, что движение литературы сегодня — это не столько развитие идей, сколько развитие жанров»20. Н. Иванова полагает, что сегодня появился новый путь современной литературы — литература транс-метареализма, которая пока по читательскому спросу проигрывает двум ветвям современной словесности: беллетристике масскульта с ее опорой на реальные ежедневные события, на милицейский протокол, на газету и «литературе существования», работающей на грани риска, самоубийства, самоотмены литературы. Современные писатели активно используют язык массовой культуры, посредством деконструкции ее объектов стремятся отразить наше время. Ведь известно, что именно массовая литература дает читателю ощущение живой современности, создает эффект «узнавания реальности».

Полифоничность современной литературы доказывает, что в конце XX века русская литература снова, как и век назад, развивалась в нормальном и необходимом для любого литературного процесса режиме диалога массовой и элитарной культуры. В. Астафьев на конференции, посвященной многоукладности современной прозы, призвал своих коллег не спорить о том, хорошо это или плохо, а писать: «Пишите лучше, соответствуйте Великой русской литературе прошлого столетия и вас будут покупать и читать... Идет жизнь, совершаются сложные процессы на стыке веков и тысячелетий, времена переменчивые и тревожные. Сложней и тревожней совершается и творческий процесс, происходит становление на собственные ноги Великой русской культуры — нагрузки колоссальные, ноги творцов дрожат и подламываются под тяжестью сверхтяжелых требований времени и при решении сложных задач». Остается надеяться, что эти колоссальные нагрузки русская культура выдержит.